ПРОЛОГ

Чудовище следило из мрака, как вооруженные люди с горящими факелами входят в недра горы. Когда они приблизились, оно попятилось, пряча свою громадную тушу от света.
Люди прошли в пещеру, вырубленную в гранитной скале, и вдели факелы в ржавые кольца на стенах.
В середине отряда из двадцати человек шел некто в бронзовых доспехах, которые при свете факелов сами горели как пламя. Человек в латах снял свой крылатый шлем, и двое оруженосцев поставили перед ним деревянный каркас. Воин надел шлем на его верхушку и расстегнул панцирь. Достигший пожилого возраста, он был еще крепок, но волосы уже редели и глаза щурились от мигающего света. Он передал панцирь оруженосцу, который пристроил его на каркас и закрепил застежки.
- Вы уверены в своем решении, мой господин? - спросил старец в синих одеждах.
- Насколько вообще можно быть в чем-то уверенным, Дериан. Вот уже год, как этот сон снится мне, и я верю в него.
- Но эти доспехи очень много значат для дренаев. - Потому-то я и принес их сюда.
- Быть может, еще не поздно передумать? Ниаллад молод и вполне мог бы подождать года два. Вы еще полны сил, господин мой.
- Зрение изменяет мне, Дериан. Скоро я ослепну. Пристало ли это королю, прославленному своим воинским мастерством?
- Я не хочу лишиться вас, мой господин. Возможно, мне не подобает так говорить, но ваш сын...
- Я знаю все его слабости, - отрезал король, - и знаю, что его ждет. Близится конец всему, за что мы боролись. Это случится не теперь... и не через пять лет. Но кровавые дни грядут, и у дренаев должна остаться надежда. Вот этой надеждой и станут доспехи.
- Но ведь они не волшебные, государь. Все волшебство заключалось в вас. А доспехи - просто металл, который вы носили на себе. Они могли с равным успехом быть серебряными, золотыми или кожаными. Страну дренаев создал король Ориен - а теперь он покидает нас.
Король, оставшийся теперь в буром камзоле оленьей кожи, положил руки на плечи сановника.
- В последние годы мне приходилось нелегко, но твой мудрый совет всегда помогал мне. Я полагаюсь на тебя, Дериан, - я верю, что ты присмотришь за Ниалладом и будешь руководить им. Но в грядущую кровавую годину он уже не сможет следовать твоим советам. Мрачные видения встают предо мною. Я вижу, как грозное войско вторгается в дренайские пределы; вижу, как бегут в смятении наши воины, - и вижу, как эти доспехи сияют точно факел, притягивая людей к себе и вселяя в них веру.
- И что же будет потом, государь? Одержим ли мы победу?
- Одни победят - другие погибнут.
- Но что, если эти видения лживы? Что, если это обман, посланный вам Духом Хаоса?
- Взгляни на доспехи, Дериан, - сказал король.
Бронза по-прежнему сверкала в свете факелов, но теперь она приобрела какое-то неземное, призрачное свечение.
- Протяни руку и коснись их, - приказал король.
Дериан повиновался. Рука его прошла сквозь доспехи, и он отдернул ее, будто обжегшись.
- Что вы сделали с ними, государь?
- Я ничего не делал - но во сне мне было обещано, что доспехи сможет взять только избранный.
- А что, если кто-то другой расколдует доспехи и похитит их?
- Такое тоже может случиться, Дериан. Однако взгляни туда, во мрак.
Сановник обернулся и увидел за пределами светового круга десятки горящих глаз.
- Боги! Кто это?
- Говорят, что прежде они были людьми. Но племена, обитающие в этих местах, рассказывают о ручье, который летом чернеет. Вода в нем как вода, но если беременная женщина выпьет воды из этого ручья, он отравит плод в ее утробе. Уродцев, рожденных такими женщинами, надиры оставляют умирать на этой горе... очевидно, не все они умирают.
Дериан взял факел из кольца и двинулся было во мрак, но король остановил его.
- Не смотри, мой друг, иначе это зрелище будет преследовать тебя до конца твоих дней. Но уверяю тебя - свирепость этих чудищ не знает предела. Если кто-либо, кроме избранника, явится сюда, они растерзают его на куски.
- Что вы будете делать теперь, государь?
- Теперь я прощусь с тобой.
- И куда же вы направитесь?
- Туда, где никто не знает, что я король.
На глазах у Дериана выступили слезы, и он упал на колени перед Ориеном, но король поднял его.
- Оставим церемонии, мой друг. Простимся, как два товарища.
И они обнялись.

Глава 1

Священника уже начали пытать, когда из-за деревьев вышел неизвестный.
- Вы украли мою лошадь, - спокойно заявил он. Все пятеро обернулись. Молодой священник обмяк в своих путах, глядя припухшими глазами на незнакомца. Тот был высок, плечист и закутан в черный кожаный плащ. - Ну, так где же она? - осведомился он.
- Лошадь принадлежит тому, кто на ней ездит, - ответил Дектас. Появление незнакомца поначалу вызвало у него страх - следовало предположить, что за пришельцем из леса выйдет еще несколько человек. Но, вглядевшись в окутанный сумерками лес, Дектас понял, что незнакомец один. Сумасшедший? Тем лучше. Священник оказался плохой забавой - от боли он только скрипел зубами, не дергался и не молил о пощаде. Авось этот будет петь веселее.
- Приведи-ка ее сюда, - сказал неизвестный с оттенком скуки в низком глубоком голосе.
- Взять его! - приказал Дектас. Мечи свистнули в воздухе, и пятеро бросились в атаку. Незнакомец быстро закинул плащ за плечо и поднял правую руку. Две черные стрелы, одна за другой, поразили двух нападающих в грудь и в живот. Пришелец бросил свой маленький двойной арбалет и отскочил назад. Один из раненых умер на месте, другой скорчился на коленях.
Незнакомец скинул с себя плащ и выхватил из ножен два черных ножа.
- Ведите лошадь! - скомандовал он.
Двое оставшихся колебались, поглядывая на Дектаса. Черные ножи просвистели по воздуху, и оба упали без единого звука. Дектас остался один.
- Ладно, забирай свою лошадь, - проворчал он, прикусывая губу и отступая в лес.
- Поздно, - ласково сказал незнакомец. Дектас бросился бежать, но от сильного удара в спину споткнулся и зарылся носом в мягкую землю. Опершись на руки, он попытался подняться. "Чем это он меня, - подумал Дектас, - камнем, что ли?" Слабость овладела им, он повалился на землю, мягкую, как перина, и пахнущую лавандой... дернул ногой и затих.
Пришелец поднял свой плащ, отряхнул его от грязи и снова накинул на плечи. Он забрал все три ножа, вытер их об одежду убитых и вытащил стрелы, добив раненого ударом ножа в горло. Под конец он взял арбалет, проверил, не набилась ли грязь в механизм, и пристегнул его к своему широкому черному поясу. Проделав все это, он не оглядываясь направился к лошадям.
- Подожди! - крикнул ему священник. - Развяжи меня. Пожалуйста!
- А зачем?
Священник не сразу нашел, что ответить на этот простой вопрос.
- Я умру, если ты бросишь меня здесь, - сказал он наконец.
- А мне-то что? - Незнакомец прошел к лошадям, убедился, что его конь и поклажа в целости и сохранности, и вернулся на поляну, ведя животное под уздцы.
Он посмотрел на священника, тихо выругался и перерезал его путы. Тот повалился прямо ему на руки. Священника жестоко избили и изрезали ему грудь: мясо свисало с него полосками, синие одежды промокли от крови. Воин перевернул его на спину, разорвал на нем платье и отцепил от седла кожаную флягу. Когда он полил на раны водой, священник дернулся, но не издал ни звука. Воин умелыми руками вернул полоски изрезанной плоти на место.
- Лежи смирно, - велел он и, взяв из седельной сумки иголку с ниткой, принялся зашивать раненому грудь. - Придется развести костер. Ни черта не видно.
Воин разжег огонь и вернулся к своему занятию. Он сосредоточенно щурил глаза, но священник разглядел все же, что они необычайно темные, почти черные, и в них мерцают золотые искры. Воин был небрит, и в его щетине проглядывала седина.
Потом священник уснул.
Проснувшись, он застонал - боль от побоев накинулась на него словно злая собака. Он сел и поморщился, когда натянулись швы на груди. Платье его пропало, рядом лежала одежда, снятая, как видно, с мертвеца - на камзоле запеклась бурая кровь.
Воин укладывал седельные сумки и приторачивал к седлу свернутое одеяло.
- Где мое платье? - спросил священник.
- Я его сжег. - Как ты посмел! Это священные одежды.
- Это синий холст, и ничего больше. В первом же городе или селе раздобудешь себе новый балахон. - Воин присел на корточки рядом с раненым. - Я битых два часа латал твое хилое тело, священник. И мне хотелось бы, чтобы оно пожило еще немного, прежде чем взойти на костер мученичества. По всей стране твоих собратьев жгут, вешают и четвертуют - а все потому, что им недостает мужества скинуть с себя эти тряпки.
- Мы не станем прятаться, - с вызовом ответил священник.
- Значит, умрете все до одного.
- Разве это так страшно - умереть?
- Не знаю, священник, - это тебя нужно спросить. Ты был весьма близок к смерти вчера вечером.
- Но пришел ты и спас меня.
- Я искал свою лошадь. Не вкладывай в это событие особого смысла.
- Значит, лошадь в наши дни ценится дороже человека?
- Она всегда ценилась дороже, священник.
- Я думаю иначе.
- Стало быть, если бы к дереву привязан был я, ты спас бы меня?
- Я попытался бы.
- И нам обоим пришел бы конец. Между тем ты жив, а я, что гораздо важнее, получил назад свою лошадь.
- Я достану себе новое платье.
- Не сомневаюсь. Однако мне пора. Если хочешь ехать со мной - милости прошу.
- Не уверен, что я этого хочу.
Незнакомец пожал плечами и встал.
- Тогда прощай.
- Погоди! - Священник с трудом поднялся на ноги. - Я не хочу показаться неблагодарным и от всего сердца говорю тебе спасибо за помощь. Просто ты, путешествуя со мной, подверг бы себя лишней опасности.
- Как предупредительно с твоей стороны. Ну что ж - смотри сам.
Воин затянул подпругу и сел в седло, расправив позади плащ.
- Меня зовут Дардалион, - сказал священник.
- Ну а я зовусь Нездешним, - опершись о луку седла, проговорил воин. Священник вздрогнул, как от удара. - Ты, я вижу, наслышан обо мне.
- Ничего хорошего я о тебе не слышал.
- Значит, все, что ты слышал, - правда. Прощай.
- Погоди! Я поеду с тобой.
Нездешний натянул поводья.
- А как же опасность, которой я подвергаюсь в твоем обществе?
- Моей смерти хотят только вагрийские захватчики, и у меня по крайней мере есть друзья - а о тебе, Нездешний, этого не скажешь. Полмира только и мечтает плюнуть на твою могилу.
- Утешительно, когда тебя ценят столь высоко. Что ж, Дардалион, - если хочешь ехать, одевайся скорее, и в путь.
Дардалион потянулся за шерстяной рубахой, но тут же отдернул руку. Кровь отлила от его лица.
Нездешний, спрыгнув с седла, подошел к нему.
- Что, раны болят?
Дардалион покачал головой, и Нездешний увидел слезы у него на глазах. Это поразило воина - он ведь видел, как священник терпел пытки, ничем не выдавая своих страданий. А теперь - плачет, как дитя, без всякой причины.
Священник со всхлипом втянул в себя воздух.
- Я не могу это надеть.
- Почему? Вшей там нет, а кровь я почти всю отскреб.
- У этих вещей есть память, Нездешний... память о насилиях, убийствах, неописуемых гнусностях. Я запятнал себя, даже коснувшись их... носить их я не могу.
- Так ты мистик?
- Да. Я мистик.
Дардалион сел на одеяло, дрожа под лучами утреннего солнца. Нездешний поскреб подбородок, вернулся к лошади и извлек из сумки рубашку, штаны и пару башмаков. - Это все чистое, священник, - но за их память я не ручаюсь. - Он швырнул вещи Дардалиону.
Священник несмело коснулся рубашки и не почувствовал зла - только страдание, душевную муку. Закрыв глаза, он успокоился и с улыбкой взглянул на воина.
- Спасибо, Нездешний. Это я могу носить.
Их взгляды встретились, и воин скривил рот в ухмылке.
- Выходит, теперь ты знаешь все мои секреты?
- Нет. Только твою боль.
- Боль - понятие относительное, - сказал Нездешний.
***

Все утро они ехали по холмам и долинам, изодранным когтями войны. На востоке до самого неба вставали столбы дыма. Там пылали города, и души уходили в Пустоту. В полях и лесах валялись трупы, с которых уже обобрали латы и оружие, а вверху собирались, высматривая добычу, чернокрылые стаи ворон. Жатва смерти зрела повсюду.
В каждой долине путников встречали сожженные деревни, и глаза Дардалиона приобрели затравленное выражение. Нездешний, равнодушный к картинам бедствий, ехал настороженно, то и дело оглядываясь назад и обводя взглядом далекие южные холмы.
- За тобой гонятся? - спросил Дардалион.
- Как всегда, - угрюмо ответил воин.
В последний раз Дардалион ехал верхом пять лет назад, когда совершил пятимильную поездку от горной усадьбы своего отца до храма в Сардии. Теперь его донимала боль от ран, ноги терлись о бока кобылы, и ему приходилось очень худо. Он заставлял себя смотреть на воина впереди, отмечая, как легко тот сидит в седле, держа поводья левой рукой - правая никогда не отрывалась от широкого черного пояса, увешанного смертоносным оружием. В месте, где дорога расширилась настолько, что можно было ехать рядом, священник пригляделся к лицу Нездешнего. Оно было сильным и даже по-своему красивым, но рот был угрюмо сжат, а глаза смотрели тяжело и пронзительно. Под плащом воин носил кожаный колет, продранный, поцарапанный и тщательно зашитый во многих местах, а на нем - наплечную кольчугу.
- Ты много воевал? - спросил Дардалион.
- Больше, чем следует, - сказал Нездешний, снова останавливаясь и оглядывая дорогу.
- Ты говорил, что священники гибнут потому, что не находят в себе мужества снять свои одежды. Что ты имел в виду?
- Разве непонятно?
- Казалось бы, наивысшее мужество в том и состоит, чтобы умереть за свою веру.
- Чтобы умереть, никакого мужества не требуется, - засмеялся Нездешний. - А вот чтобы жить, нужна большая смелость.
- Странный ты человек. Разве ты не боишься смерти?
- Я боюсь всего на свете, священник, - всего, что ходит, ползает или летает. Но прибереги эти разговоры для вечернего костра. Мне надо подумать.
Тронув коня каблуками, Нездешний въехал в небольшой лесок. Там, в укромной лощине у тихого ручья, он спешился и ослабил подпругу. Лошади хотелось пить, но Нездешний стал медленно вываживать ее, чтобы она остыла перед водопоем. Потом он расседлал ее и покормил овсом из торбы, притороченной к седлу. Привязав лошадей, он развел небольшой костер в кольце из камней и разостлал рядом одеяло. Закусив холодным мясом, от которого Дардалион отказался, и сушеными яблоками, Нездешний занялся своим оружием. Наточив все три ножа на бруске, он разобрал и почистил арбалет.
- Занятная штука, - заметил Дардалион, - Да, мне его сделали в Венгрии. Очень полезное оружие: бьет двумя стрелами насмерть с двадцати шагов. - Значит, тебе приходится близко подходить к жертве.
Нездешний впился своими мрачными глазами в Дардалиона.
- Не вздумай судить меня, священник.
- Я просто так сказал. Как случилось, что у тебя увели лошадь?
- Я был с женщиной.
- Понятно.
- Боги, это же смешно, когда молодой парень напускает на себя такой вот чопорный вид. Ты что, никогда не спал с женщиной?
- Нет. Я и мяса не ел последние пять лет, и вина не пробовал.
- Скучная жизнь, зато счастливая.
- Нет, не скучная. Жизнь состоит не только из утоления телесных аппетитов. - Я того же мнения. Но их порой тоже утолить не мешает.
Дардалион промолчал. Что толку объяснять воину, как гармонична может быть жизнь, посвященная воспитанию духа? Как радостно парить невесомым и свободным под солнечными ветрами, и путешествовать к далеким мирам, и видеть рождение новых звезд. Как легко бродить по туманным коридорам времени.
- О чем задумался? - спросил Нездешний.
- О том, зачем ты сжег мою одежду, - сказал Дардалион и вдруг понял, что этот вопрос не давал ему покоя весь день.
- Да так, взбрело в голову. Я долго был один - захотелось побыть в чьем-нибудь обществе.
Дардалион, кивнув, подложил в огонь пару веток.
- Больше ты ни о чем меня не спросишь?
- А тебе хотелось бы?
- Пожалуй. Сам не знаю почему.
- Сказать тебе?
- Не надо. Я люблю загадки. Какие у тебя планы на будущее?
- Разыщу братьев из моего ордена и вернусь к своим обязанностям.
- То есть умрешь.
- Возможно.
- Не вижу в этом никакого смысла - впрочем, жизнь вообще одна сплошная бессмыслица.
- Но хоть когда-нибудь она имела для тебя смысл?
- Да. Давным-давно, пока я не сделался коршуном.
- Я не понимаю.
- Вот и хорошо. - Воин лег, подложив под голову седло, и закрыл глаза.
- Объясни, - попросил Дардалион.
Нездешний повернулся на спину и открыл глаза, глядя на звезды.
- Когда-то я любил жизнь и радовался солнцу. Но радость бывает недолговечной, священник, - и когда она умирает, человек начинает спрашивать себя: почему? Почему ненависть настолько сильнее любви? Почему зло всегда вознаграждается? Почему сила и проворство значат больше, чем праведность и доброта? Потом человек понимает, что ответов на эти вопросы нет - и что ему, если он хочет сохранить рассудок, надо изменить свои взгляды. Когда-то я был ягненком и играл на зеленом лугу. Потом пришли волки. Теперь я стал коршуном и летаю в иной вселенной.
- И убиваешь ягнят, - прошептал Дардалион.
- Ну нет, священник, - хмыкнул, поворачиваясь на бок, Нездешний. - За ягнят мне не платят.